35 лет назад я перестала любить пирожные. Не все подряд, но вполне конкретные.
Были такие в советских кондитерских: два песочных коржика, слепленных джемом, а сверху – цветочек из белкового крема. Белый, розовый или желтый. В детстве мне так нравилось обкусывать волнистые края, подбираясь к цветку: больше всего я почему-то любила розовые.
35 лет назад я впервые в своей жизни столкнулась со смертью.
Прабабушка Агния. Первое, что всплывает в памяти, когда я думаю о ней – руки с большими шишками на пальцах и доброе морщинистое лицо. Я забиралась на ее скрипучую кровать в маленькой комнате и слушала сказки.
Там была какая-то странная история про конскую голову, которая неизменно невесть откуда выкатывалась, когда маленькой сиротке требовалась помощь. И еще стишок про птичку, рвавшуюся на волю из сети: «Ах, конфет я не клюю, чаю не желаю, в поле мошечек ловлю и зернышки сбираю»…
Я не знала тогда, что этот стишок учили в дореволюционных гимназиях.
Уже гораздо позже я нашла бабушкин гимназический альбом. С записями, датированными 1913-14 годами.
Каллиграфическим почерком, обильно снабжая тексты «ятями» подружки выводили: «Ты оделась в голубое – так красиво, просто ахъ! В нем ты мне напоминаешь ангелочка в небесахъ!».
А еще я не знала, что когда-то у бабушки был любимый муж Петр, писавший ей в письмах «милая, любимая моя Ганночка…».
И что однажды к ним постучали в дверь, приказали Петру одеться и увели… навсегда. Что ей пришлось вынести весь ужас положения «жены врага народа», лишиться родного дома и переселиться в небольшую хибарку.
Что на протяжении многих лет она выстаивала бесконечные очереди в попытке передать мужу теплые вещи. Не письмо, нет – ведь «без права переписки», да...
В детстве у меня были ажурные летние шляпки: бабушка Ага вязала их тонюсеньким крючком из разноцветных ниток, крахмалила – и продавала на маленьком пятачке возле ЦУМа. Если мне не изменяет память, шляпка стоила 1 рубль 20 копеек.
Значимый довесок к более чем скромной пенсии.
3 февраля 1987 года прабабушке Аге исполнилось 86 лет.
Но накануне, после целого дня приготовлений, у нее случился инсульт. Две недели, находясь в забытьи, она шепотом читала стихи Надсона. Те самые, которые выводили в гимназистки в своих альбомах.
Наверное, милосердная память перенесла ее в дни юности, когда все были живы, когда сердце сладко сжималось от предчувствия любви…
А 17 февраля я услышала в трубке телефона голос бабушки Риты: «Никочка. Сегодня бабушка Ага умерла…».
Да, это была первая смерть в моей жизни.
Я очень боялась идти на похороны, но мама убедила меня, что нужно попрощаться. Воздух потрескивал от сибирского февральского мороза. Яркое солнце играло на поверхности гроба, который мама обтянула бирюзовой тканью… «Ты оделась в голубое… ».
Все поехали на кладбище, а я поднялась в квартиру. Там вкусно пахло: кто-то из женщин возился на кухне, готовясь к поминкам.
А на столе стояло большое блюдо с пирожными. Теми самыми – с розовыми цветочками. Целое блюдо моих любимых пирожных. Я посмотрела на них – и отошла.
